Салатовые дни - Страница 16

И две недели спустя, в самом разгаре сессии, я отчисляюсь — терпеть не могу предательства — а если меня не предали, то не хочу, чтобы другие терпели поехавшего меня — и брожу я все там же. И на той самой траве, на которой лежал я, лежит Людвиг — ведь это он — кто же еще — он так и не научился летать, бедная птица — и все мои попытки его утащить от своего неминуемого будущего — он не разделял, каркая как сумасшедший как я и как Лена — и теперь бедный Людвиг лежит мертвый — хотя бы не умер безымянным, и не знаю, раздавил ли его черный Kia Cerato или белый — его больше нет. И я усмехаюсь в истерике — только так я могу смеяться — смеюсь, пока не встречаю одногруппника, с которым мы отобедуем другой мертвой птицей — и рассказываю все, как есть. Он немного поражен и ошарашен — он ведь нормальный — я показываю ему зарисовку — где Людвиг как мудрый, гордый, но добрый юнец — и чувствую, что хватит — одногруппник ведь тоже не железный, и, ну его — превращать людей в отчаянных психов — иначе у меня не выходит — я бегу в деканат и пишу в заявлении восьмым тезисом — неотчисление меня грозит потенциальными физическими увечиями других — попробуйте только оспорить — ведь все это правда. Замдекана называет меня кляузником (я бы избавился от первой триады букв этого глупого слова) — и я наконец-то свободен. Я никогда не научусь жизни, и бог знает, чему буду предан я — или кем — или где — или когда — ведь разницы нет, всегда найдется белый Kia Cerato — или черный.

И я бы не записал всего этого, если бы не сидел в ожидании — но, поверите ли вы или слишком я застелен надеждой того, что прав — мы сидели с Леной как-то в этом самом зале ожидания, и она постоянно просилась наружу — подышать свежим воздухом — на деле табачным дымом, пока я наконец не сделал замечание, что терпеть не могу ее софизмов — что курение для меня (это я уже думал, как, впрочем, и первое, но не говорил) это естественно, и нам отнюдь не обязательно выбираться для ее воздуха, а не дыма.

Я видел ее лицо в четверг — оно постарело так же, как мое. И, черт побери, едва ли из-за меня — ведь она поспешно отвела глаза — а я был угрюм и сер и не думал даже, что девушка, которой я любуюсь, проходя мимо, именно Лена — а рядом шел очередной ее приятель — которого она конечно же не слушала, и не обратил внимание ни на меня, ни на нее — но голос его звучал так бодро, что я боюсь, как бы и он не признался ей в собственных чувствах.

Потому я и лег спать и, проснувшись, сорвался в Москву, чтобы послать к черту Колю, который отказал мне в своей квартире, который снова не дал мне сбежать — и едва ли мы возобновим общение: так велико между нами недопонимание, что лучше не знать мне его причин.

Подходил состав, настоящий советский паровоз, и я, дурачась, подставил сигарету в фокус так, чтобы казалось, что дым идет из нее — но пару секунд спустя она выскользнула из моих рук — так велика была отдача. Не выпади она в тот момент, я бы черкал что-то совершенно иное — подбирал бы не те слова и думал бы не те мысли.

Я счастлив и несчастен одновременно — еще один надуманный повод будто бы не строить другого будущего ради Лены — и разве хочу я быть Колей, который до сих пор одинок и до сих пор на меня злится. Я мог заразить его своей инициативой и глупыми дурачествами — но вот з/п — no/comments.

Невошедшее

Про написанное

Любая заметка в данной книге — это пародия на чувство. Даже не так. Стартовая площадка для размышления, чтобы создать представление о нем. Пре-квалиа. Эмоция тем сильнее, чем живее и необычнее воспоминание о произошедшем. Чего и говорить, через расплывчатые очертания едва ли удасться захватить то самое, о чем я думал в тот момент. Все, что могут выразить данные очерки, это неупорядоченность и неуверенность в том, о чем я думал.

Конечно, главное, чего я хотел добиться, записывая, это родить у случайного читателя, если такие когда-нибудь найдутся, надежду. Через разочарованное и довольно посредственное трактование моих действий окружающими перейти к картине, в которой внешний хаос моих действий мог бы быть объяснен, оставляя в то же время почву для спекуляций. Несомненно, каждая из историй должна была стать в некотором роде притчей. Любая человечекая история — это притча, если в ней нет вывода. Ясное дело, от жизни выводов ожидать нельзя. Отсюда и то религиозное прочтение (а для некоторых — магический реализм), который мог бы структурировать сказанное.

Фактов как таковых здесь нет. Только настроение. Пересказ фактов на фоне эмоционального дискурса выглядел бы как минимум пошло. В заметках осталось только то, что могло построить историю, пусть даже историю настроения.

Бывают моменты, что ваше сердце сжимается еще до того, как произнесли ваше имя. Наверное, этот переход и был моей основной целью — переход от необоснованного и пустого ожидания к случайной перемене, которая еще не построила себя даже структурно.

Про перебор

Если я скажу, что доступ к ограниченной информации — один из путей авантюризма в интернете, то, наверное, окажусь прав. И речь не столько о взломе чужих аккаунтов в интернете обманом или брутфорсом — нет, меня это никогда не интересовало. Речь про поиск того самого адреса в сети, который интутивно возможен, но объективно скрыт. Про поиск закрытой открытой информации. Про манипуляции с возможностями в исходно данном наборе информации. Про некоторое расследование (и ни капли зазрений совести!).

Если существует адрес abc123.cоm/white, то вероятность найти что-то полезное по адресу abc123.cоm/black довольно высока, согласитесь?